Сказка о последнем дне осени
Когда осень уходила из города, обычно, на прощание она устраивала бал. К золотому платью она подбирала грозди рубиновых ягод и бордовых листьев, надевала коричневый бархатный плащ и медленно плыла по улицам и аллеям, как императрица сказочной неведомой страны, которой остается царствовать до последнего ноябрьского листа календаря. Когда осень была юной, она боялась этой даты, ей казалось, что её забудут, золотые листья сожгут, и в этом погребальном огне растворится и сама она; сейчас это казалось смешным, но запах костров она так не полюбила. И любуясь, тому, как красиво серебрят листву первые заморозки, она думала о том дне, когда ворвется в этот город по праву королевы, в следующий раз.
Город тоже был задумчив, он печалился о потере, и радовался новой встрече с гордой холодной северной красавицей, но это уже другая история.
Она сидела в кафе, гипнотизировала чашку кофе, и была совершенно взбудоражена. Это было в новинку. Она давно изменилась, в ней добавилось взрослости, её хрупкость подчеркивали шелк, твид и бархат, её черные волосы послушно дремали в прическе, лишь также светились её веселые глаза. В сумке у нее горело заветное письмо, а по улице плыл запах костров, смешиваясь с ароматом кофе, и думающий о чем-то своем.
Он не подходил к ней, он стоял чуть поодаль, смотрел чуть поодаль и улыбался. Он улыбался той счастливой улыбкой, которая озаряет лица художников, когда полотна оказывались лучше увиденного. И не было в его счастье чего-то долгожданного или выстраданного, просто хотелось жить, каждую минуту пока её лицо то появлялось, то пропадало среди дыма осенних костров, словно за последней завесой тех лет, что стояли между ними.
Он изменился, ей казалось, он стал мудрее, и какая-то грусть неуловимо золотило его глаза, но это было неважно. Ей было страшно, ей нечего было ему сказать, такие привычные спасительные колкости, словно растворились в ароматах этого последнего осеннего дня, и она просто улыбалась немного виноватой улыбкой.
Он тоже молчал, все, что казалось таким важным за эти годы, внезапно потеряло ценность, то, что он хотел ей рассказать, стало неинтересным и, казалось, нет в мире большего счастья, чем сидеть за столиком открытого кафе, вот так, однажды встретившись после долгой разлуки.
Осень молча смотрела на своих любимцев, ей не нравилось, что дым скрывает их от нее, это было так нечестно не видеть их из-за дыма в свой последний день; она подошла к девушке и шепнула: Пора.
Девушка встала и потянула его за руку. Она всё поняла, наверно, задолго до этой встречи, до его письма, словно было в этой осени, что-то известное только им двоим.
В старом парке никого не было, деревья сбросили им под ноги все свои листья, словно в подтверждение клятвы в вечной верности осени, и о чем-то своем чернел угрюмый пруд.
-Ну, вот ты и пришла, думал, не успеешь, - фотограф был на том же месте, - возвращаешь, стало быть?
-Да, - она отдала фотоаппарат, - простите что долго.
-Ничего, главное, что вернула – он спросил на ухо, - Это значит, он? Тот самый Принц?
-Он, - она улыбнулась, - он меня нашел.
-Я так и думал, - фотограф усмехнулся в усы, - ну тогда идите. И помни, никогда не прощайся с мечтой, даже если долго и обидно, мечта сама знает, когда ей исполниться.
Она подошла к своему Принцу.
-Теперь я могу идти с тобой.
Он поцеловал её ладони, - Я тоже, должен отдать одну вещь. Пойдем.
Карусель, как и прежде, стояла в глубине парка, так же скрипела, у лошадей были всё те же добрые глаза, только стертая позолота в лучах заходящего солнца придавала ей сказочное сияние.
-Все-таки пришел. Будешь кататься? – Старушка билетерша отложила вязание, - Долго ж тебя не было.
Он согласился: Долго. Я пришел отдать билеты, кому-то они нужнее.
-Ну, нет, - старушка разозлилась, - билеты то именные, кому ж они нужны, идите, катайтесь.
-Так тут же один целый билет?
-Нет, - билетерша хитро посмотрела, - уж я навидалась билетов, отличить могу, идите.
Потом подмигнула, - твоя Кармэн?
Он улыбнулся, - моя.
Лошади неслись по привычному кругу, он сидел чуть позади нее и чувствовал еле заметный аромат кофе, который не хотел с ними расставаться и спрятался в ее волосах; она слышала, как бьется ее сердце, и ей казалось, что этот звук звучит громче всего на свете.
-Ну, вот, - старушка смахнула слезу, - ступай, и помни, все желания должны исполняться, и не нужны для этого билеты, просто нужно верить. А теперь идите.
Они шли рядом по сонной аллее, вокруг зажигались фонари, с каждым шагом листва отзывалась все глуше и глуше, осень сидела на скамейке, подперев рукой щеку, и улыбалась, как улыбается счастливый довольный своим замыслом волшебник.
Они шли рядом, повзрослевшие, разные, помнящие потери, чувствовавшие грусть, узнавшие счастье: они держали друг друга за руки, боясь потерять, будто всё что у них осталось в этом мире это дым от сгоревшей листвы в последний день осени.