Сказка о денежке

Как-то в одном кошельке встретились три денежные купюры: пять, десять и двадцать долларов. Хозяин кошелька летел на самолете из Канады в Европу. Путь был неблизким, и купюры от скуки вначале познакомились, а потом и разговорились.

— Меня зовут Денежка! — представилась 10-долларовая купюра, улыбнувшись. Попутчицы тоже улыбнулись такому немножко детскому и слегка старинному имени. Но у неё не только имя было странным, она и выглядела не вполне привычно для типичной и приличной канадской банковской купюры. Она была слегка помятой, на её тыльной стороне виднелись полустёртые цифры, написанные красными чернилами, один угол был аккуратно подкреен прозрачным скотчем.

— Ты, видать, повидала на своем веку немало, — ухмыльнувшись заметила Двадцатка.

— А сколько Вам лет? – с уважением к возрасту и потёртости спросила похрустывающая своей новизной Пятёрочка, которая всего-то три недели назад сошла с конвейера и кроме банка и этого кошелька ещё толком ничего не видела.

— Ты знаешь, я не такая уж старая, как кажусь, — усмехнулась Денежка, — просто жизнь моя была богатой на приключения.

— Расскажи! – почти в один голос воскликнули Пятёрочка и Двадцатка.

— Ну, что ж, расскажу и с удовольствием! — устроившись поудобнее, начала Денежка.

Родилась я на специальном заводе, как мы все (не считая фальшивых). Честно скажу, всё что я помню об этом месте — это гул, запах краски и длинный конвейер. А потом меня плотно упаковали вместе с сотней моих сестёр и перевезли в банк на инкассаторской зарешёченой машине. Лежа в сейфе мы все мечтали о том, как мы попадём в большой мир. Что мы будем помогать людям, помогать им реализовывать их мечты и желания, спасать больных, кормить голодных и дарить подарки детям.

***

Первая семья, в которую я попала была очень шумной, и, мягко говоря, не очень аккуратной. Папа и мама тяжело работали в ресторане. Трое детей: девочка Лизи, которой было четырнадцать и два брата-близнеца Алекс и Питер, одиннадцати лет, непрерывно ругались и дрались. Дома был бедлам, непрерывно орал телевизор, и все члены семьи пытались перекричать друг друга. В тот вечер Лизи попросила маму денег на кино. Мама нехотя достала меня из кошелька и со словами: “Ты что думаешь деньги на дереве растут? Я вон за них в две смены надрываюсь!” небрежно швырнула меня, новенькую и чистенькую, на липкий от варенья, усыпанный крошками стол. Лизи схватила меня и почти не глядя скомкав засунула меня в карман джинсов, буркнув “Спасибо!”. Алекс увидев эту картину с воплем: “Так не честно!” повис на Лизи, пытаясь выхватить меня из её кармана. Лизи сопротивлялась. Какое-то время она оба тянули меня в разные стороны, пока мама не заорала на Алекса, велев оставить Лизи в покое. Лизи победно вырвала меня у него из рук, но увы, было поздно, меня пронзила резкая боль от двухсантиметрового надрыва в верхнем углу. “Дебил! Смотри, что ты наделал!” — заорала Лизи на брата, дала ему подзатыльник, а меня сунула в карман куртки. В кармане уже лежали: жевачка, помада, пара скомканных конфетных оберток и перчатка. Я лежала на дне, пытаясь свернуться в трубочку, стараясь не шевелится и ничего не касаться. Мне было больно от разрыва, противно от всей этой грязи и очень обидно. Обидно, что я, такая новая и красивая, в первый же день моей жизни в большом мире стала рваной и грязной. Я болталась на дне кармана и всей душой мечтала оказаться подальше от этого кармана, девочки Лизи и всей этой семейки. И вы знаете, что случилось? Лизи засунула руку в карман, чтоб вытащить перчатку и вместе с ней неаккуратно зацепила и меня. В следующий момент Лизи продолжила идти к сторону кинотеатра болтая по телефону, а я, как большая сиреневая снежинка, мягко опустилась на припорошенный мокрым снегом тротуар в нескольких шагах от автобусной остановки.

Денежка помолчала. А потом задумчиво добавила: “В тот раз я не связала эти события, решив, что это случайность, так как я еще не поняла какой магической силой я обладаю.”

— О какой силе ты говоришть? Аж подпрыгнула от нетерпения Пятерочка.

— Слушай, слушай! – продолжила Денежка.

Я уже стала подмерзать и промокать, беспокоясь, что если меня не найдут в ближайшие пятнадцать минут, то я стану совершенно не видна под слоем снега и к утру, когда выйдет солнце, я окончательно размокну. “Кто-нибудь, хоть кто-нибудь, пожалуйста, найдите меня!” – взмолилась я, представляя себе тихую чистую и сухую коробочку, в которой я могла бы отлежаться и залечить раны. Без криков и детей,, рвущих меня на части и без прилипающих ко мне жевачек в грязном кармане! Я хочу, покоя, чистоты и чтоб меня ценили! — вопила моя израненная душа.

***

И, о чудо, в следующий момент меня подобрала старческая рука. Меня поднесли к толстым линзам очков. Смотри-ка! Десять долларов! Вот так повезло! – услышала я глухой голос. Меня аккуратно свернули вдвое и положили в кармашек старенькой, вышедшей из последних трёх мод женской сумочки. Дома меня достали и протёрли сухой салфеткой. Так я познакомилась со своей следующей семьей – пожилой парой пенсионеров, привезенных в Канаду их детьми для обеспечения им благополучной старости. Роза Марковна и Петр Сергеевич были порядочными и очень чистоплотными людьми. Она обрадовались мне, как дети радуются велосипеду, найденному в Новый год под елкой. Они все время вспоминали о том, как нашли меня, причем, с каждым рассказом это событие обрастало новыми подробностями. Вскоре об этом узнали все их родственники и знакомые. Целую неделю я лежала как на пьедестале на связанной Розой Марковной в юности кружевной салфетке на комоде. Честно признаюсь, первое время было очень приятно ощущать такую свою значимость и ценность. Но к ко
нцу недели я уже заскучала в этой роли, потому что мне хотелось и мир повидать, и пользу людям приносить.

Поэтому я вся затрепетала от предвкушения, когда Роза Марковна взяла меня в руки. Но не долго длилась моя радость, потому что она засунула меня в деревянную шкатулку со словами: “Хватит тебе уже тут лежать, еще стащит кто-нибудь! Люди всякие бывают!” Крышка шкатулки захлопнулась на до мной, как крышка гроба, и шкатулка была убрана поглубже в комод, под стопку пододеяльников. Стало темно и тихо. Я оглянулась и увидела, что я там была не одна. Ещё несколько бледных от времени купюр лежали на дне. От них я узнала, что надежды на то, чтоб выбраться в большой мир, практически, нет. И что единственный способ отсюда выйти – это “через труп Розы Марковны” в самом, что ни на есть, буквальном смысле, потому что нас откладывали на “чёрный день”, как объяснили мне мои сёстры по несчастью.

Дни потекли, похожие один на другой. Они складывались в недели и месяца. Я прислушивалась к разговорам супругов и изо всех сил надеялась.

Вначале наступило Рождество и Петр Сергеевич предложил использовать меня на подарок их внуку Илье. Но Роза Марковна строго сказала, что нечего транжирить деньги на бесполезные компьютерные игры, которые только отупляют современных детей и… я осталась в коробке.

В другой раз Илья Сергеевич предложил тряхнуть стариной и пойти в театр на Лебединое озеро, но Роза Марковна сказала, что они не могу себе позволись билеты за тридцать долларов, да и какой балет в этой Канаде. Это же не балет, а жалкая пародия, за которую им должно быть стыдно драть с людей такие деньжищи.

А однажды я была на волосок от шанса выйти из шкатулки, когда у Розы Марковны сломались старенькие очки, купленные двенадцать лет назад еще в Одессе. Целую неделю супруги спорили о необходимости потратить двести долларов на новые очки. Их дети звонили им, уговаривали и убеждали, даже свозили Розу Марковну на бесплатную консультацию, на которой выяснилось, что за эти годы зрение Розы Марковны ухудшилось и старые очки, в любом случае, для неё уже слабоваты. Я ловила каждое слово затаив дыхание. Я так хотела принести какую-нибудь пользу.

Но пообсуждав и поспорив Роза Марковна приняла решение на новые очки деньги не тратить, мол, и старые еще послужат, и Петр Сергеевич, побурчав и покряхтев, заклеил поломанную дужку очков эпокситкой. Старики сели ужинать, а меня в этот момент такая злость взяла! Так мне осточертели и эта шкатулка, и вязанная салфетка, и сама Роза Марковна с ее скупердяйством, которая гноит меня в коробке, в то время как за окном идёт жизнь! И я всей душой так захотела на волю, в большой мир, к новым людям!

И как только я почувствовала это нестерпимое желание вырваться на волю, я услышала: “Чёрт!” – и это от интеллигентнейшего Петра Сергеевича, который, вообще, не ругался. Оказалось, что откусывая кусочек орехового кекса, принесённого их соседкой, он сломал вставную челюсть. Видимо, в кекс попал кусочек скорлупы. Дальше была самая длинная из услышанных мной тирад Розы Марковны о кексе, который даже и вкусным-то не был, о соседке, у которая все делает тяп-ляп, о Петре Сергеевиче, которому, вообще, сладкое есть не рекомендовано и о себе самой, которая, позволила всему этому случиться. Но челюсть не очки, ниточкой ее не примотаешь и клеем не приклеишь. И пришлось Розе Марковне полезть в заветную шкатулку и, таки, выдать Петру Сергеевичу шестьдесят долларов на то, чтоб ему починили челюсть. И, счастливую меня, понесли в зубную клинику. Там я не задержалась и, буквально, через час я, в качестве сдачи, попала к Жанет.

***

Жанет была 26-летней красоткой из модельного бизнеса, которая приходила делать отбеливание зубов перед очередными съёмками. Главными ценностями в её душе и словами в её лексиконе были: тренд, бренд и бойфренд. За время проведенное с ней я узнала главные тенденции моды, имена кутюрье и увидела, что за нас, деньги, можно купить материального. Жанет меняла спонсоров как перчатки, разъезжала по миру и тратила деньги исключительно на себя. И инвестировала деньги она тоже только в себя. Красоту своего тела она считала главной ценностью, и, не по наслышке знала, что поддержание красоты стоит дорого. Пластические операции, спа, персональные фитнес тренеры и новомодные диеты сменяли друг друга, делая её жизнь очень занятой. Мы, деньги, у неё не задерживались и не залёживались, мы работали на её красоту и роскошь, которая для Жанет заменяла счастье.

Деньги давались ей легко. Она была на пике востребованности в модельном бизнесе и её фотографии были на обложках модных журналов. К тому же, она, как бабочка, порхала в правильных кругах, в которых всегда находились желающие пригласить ее покататься на яхте или слетать в Эмираты.

Поначалу меня тоже закружил этот мир материальных возможностей и красивых дорогих вещей. Он давал мне ощущение, что я при деле и что за меня можно купить всё. Отношение к нам, деньгам, у Жанет было интересным: она нам очень радовалась, но при этом не очень-то ценила. Например, как-то в спа салоне ей подруга порекомендовала какого-то визажиста, который по словам подруги был “просто Бог”. Жанет порылась в сумочке в поисках телефона, чтоб записать его телефон, но не нашла. Тогда она не придумала ничего лучше, чем вытащить меня и записать номер ярко красными чернилами прямо на мне.

Я у неё пробыла ещё три месяца, и то, исключительно, из-за того, что ей было лениво переписать телефонный номер в записную книжку. Я висела на её холодильнике, прикрепленная дурацким сувенирным мексиканским магнитиком в виде кактуса и видела всё, что происходило в жизни Жанет. Все эти бессмысленные гламурные разговоры, которые заменяли ей общение, секс заменяющий ей любовь и горы дорогих тряпок из брендовых магазинов, которые иногда она отправляла в секондхенд не надев ни разу. С каждым днём я чувствовала себя все хуже и хуже от своей бесполезности и пошлой утилитарности, которая меня окружала. Я отчётливо увидела, что вся эта роскошь не делает людей счастливыми. И однажды, в один из вечеров, когда Жанет с её очередным поклонником пили вино, флиртовали и ждали заказанный из ресторана ужин, я опять всей душой поняла, что больше просто не могу быть частью всего этого!

И… это чудо опять случилось: зазвенел звонок — парнишка индус привет заказ. Жанет взяла заказ, порылась в сумке в поиске мелочи на чаевые, не нашла, и, не долго думая, сорвала меня с холодильника и всучила парню. Так я покинула Жанет.

Не даром говорят: то что произошло один раз – это случайность, два – совпадение, три – закономерность. Я, наконец, связала все три случая вместе и сделала вывод, что когда я очень сильно не хочу быть с человеком, что-то происходит и я его покидаю. Тогда я не понимала, что это за сила, одна ли я ей обладаю, или все деньги, и, уж тем более, я не знала, что она работает и в другую сторону.

— Ты хочешь сказать, что мы все можем покидать хозяина по своей воле? – чуть не подпрыгнула от возбуждения Пятёрочка.

— Хм, очень интересно, похоже, в моей жизни тоже было что-то похожее, — задумчиво произнесла Двадцатка. А что ты имела в виду говоря, что это работает и в другую сторону?

— Сейчас расскажу, — вдохновенно продолжила Денежка.

***

Следующие несколько дней я прыгала из одних рук в другие, меняя магазины, кафе, рестораны и такси. А на пятый день я попала в удивительную семью. Я полюбила их с первого взгляда.

Меня в качестве сдачи положили в протянутую ладошку девочки лет десяти, которая помогала маме делать покупки.

— Мама, мама, посмотри какая бедная эта денежка! – девочка повернулась к стоящей рядом женщине, которая заканчивала упаковывать продукты. Да, вы правильно поняли, своим именем я обязана, именно, этой девочке.

— Посмотри! Её кто-то порвал и разрисовал. Но так же нельзя делать, правда, мама?

— Правда, моя хорошая, – мамин голос был спокойным и очень приятным, — мы сейчас придём домой и подклеим её.

— Бедненькая, моя! Тебе, наверное, больно! Не бойся, мы тебя вылечим! Девочка погладила меня и очень аккуратно положила в кармашек.

Дома Женя (так звали девочку) достала меня и показала папе. Он покачал головой, и пошел за необходимыми вещами. Они с Женей развернули целый денежный госпиталь. Вначале они протёрли меня тёплой влажной салфеткой и смыли с меня уличную грязь и остатки высохшего варенья. Потом разгладили утюгом. Затем аккуратно попытались снять с меня спиртом красные чернила, которые до конца не стёрлись, но сильно побледнели. И, напоследок, совместив рваные края они с двух сторой подклеили разрыв матовым скотчем.

— Ну, всё, как новенькая! Будешь теперь жить-поживать и добра людям приносить! – потёр руками папа, — забирай, свою подопечную!

— А можно она немножко в моём домике для денег побудет? – спросила Женя.

— Конечно! – согласился папа.

Домик для денег? Такого я еще неслышала. В кармане была, в кошельке была, в шкатулке лежала, под магнитом на холодильнике висела, а домик для денег — это было что-то новенькое. Но мне не было страшно, потому что всё, что эти люди делали до сих пор, вызывало у меня исключительно благодарность.

Женя принесла меня к небольшому фарфоровому домику на каминной полке, в котором уже лежали несколько монеток. Она меня нежно положила внутрь со словами: “Дорогая Денежка, мы тебе очень рады! Живи у нас сама и приглашай к нам своих братиков и сестричек: больших и маленьких!”

Несколько дней я лежала в этом домике и слушала разговоры этой семьи. И чем больше я о них узнавала, тем больше они все мне нравились. Папа, Михаил, был учителем физики. Мама, Наталья, детским психологом. А Женька пока была просто Женькой. Живой любознательной и разносторонней девочкой с очень добрым сердцем. Она выхаживала больных птичек, рисовала, танцевала, запоем читала и обожала делать видео про всё на свете.

Первый раз Женя потратила меня, когда они со школой ходили в арт музей. Но я так по ним скучала, что и не прошло и двух недель, как я, каким-то чудом, опять оказалась в их семье.

— Смотри-ка, Женька, кто к нам вернулся! Представляешь, снимаю сегодня наличку в банке и вижу нашу старую знакомую! Узнаешь? – помахала мной, как платочком, еще в дверях Наташа.

— Ой, Денежка! Привет! Ты опять к нам пришла! Вот здорово! — завопила прыгая от радости Женя.

Второй раз, папа потратил меня, когда зашёл в магазин купить картон для опытов, которые он проводил со своими шестиклашками.

— Вот, некоторые с работы всё в дом несут, а ты, наоборот всё из дома на работу! – съехидничала Наташа.

— Так, ведь есть с кого пример брать: ты ж каждому пятому клиенту чуть ли не бесплатно помогаешь! – отшутился Михаил.

Третий раз я к ним вернулась, когда папин друг отдавал ему долг. В этот раз Наташа потратила меня на видеокамеру для съёмки видео по психологии. Весь вечер она с горящими глазами рассказывала семье о том, как она теперь сможет делать передачи, помогая людям в самых разных частях света бесплатно.

— Потому что психология – удивительная наука! Ведь она позволяет нам быть успешнее и счастливее! Её надо в школе преподавать! – с жаром добавила мама.

— Да, знаем мы, знаем, что ты хочишь весь мир осчастливить, — засмеялись папа и Женька, обнимая Наташу.

***

Денежка опять замолчала.

— А дальше? Что было дальше? – вырвала её из состояния задумчивости Пятёрочка.

А дальше они продолжали посылать меня в мир. Снова и снова. Они использовали меня, чтоб учиться и учить, помогать другим, творить, путешествовать и радовать друг друга подарками. Наконец, я стала делать то, для чего была создана! Это ведь наше высшее денежное счастье — приносить людям знание, пользу и радость! Меня к этой семье тянет как магнитом! Честно, я до сих пор не знаю как это получается, но я к ним возвращаюсь опять и опять. Так, мало того, большинство из тех, кто слышал мою историю просятся вместе со мной в эту семью. Денежка усмехнулась: “Вот такая она — магия нашей денежной Души!”

— Денежка, милая, пожалуйства, возьмите меня с собой! – взмолилась Пятерочка!

— Да, и я бы к Вам с удовольствием присоединилась! – добавила Двадцатка.

И они в этом кошельке обе пододвинулись к Денежке поближе.
 

Ирина Кассатенко