Город. Девушка. Осень

Она бежала. Не от кого-то, скорее от себя, она еще верила, что так бывает. Она даже не знала, куда ее занесло, просто сошла на седьмой по счету станции. Счастливое число. И все что у нее было в этот глухой ночной час: маленький чемодан и красный, залепленный листьями зонт. Идти ей было некуда. Фонарь услужливо осветил ей купленную в поезде карту города, ему и самому было интересно туда взглянуть, кроме завода, где его придумали, он видел только вокзал и неторопливых сонных горожан. Теперь он рассматривал карту из-за плеча незнакомки и страшно гордился своей полезностью. Карта ей совершенно ни о чем не говорила, разве только, что на каштановом бульваре есть гостиница. Но в сырости осени каштановый бульвар казался таким же далеким, как Елисейские поля.

- Карту неправильно держите, сказал вдруг чей-то голос.

Девушка вздрогнула, фонарь удивился, а в неосвещенном пространстве возникла фигура. Кто-то взял из ее рук карту, перевернул, хмыкнул что-то под нос и вернул карту, на сей раз правильно.

- Правильно вот так.

Фигура развернулась и пошла дальше в темноту. Фонарь мигнул, задумался и потух. Это тоже было частью сказки, хотя, может быть, в нем просто закончилось масло. Это, и правда, был очень старый фонарь. Но это не важно. Важно то, что начался дождь, он и раньше моросил, а сейчас просто заливал все сплошной стеной. Приезжей было немного страшно, ощутимо холодно, и вот тогда…

И тогда она схватила чемодан и стала догонять фигуру. Фигура была довольно высокой и сутулой, и, казалось, ее обладатель даже не замечал дождя.

Дружелюбно держать над ним зонт было бессмысленно, и, догнав его, она просто зашагала рядом.

Он не прогонял ее, не отмахивался, он не замечал ее, равно как и дождь, как и осень, и казалось, само время, давно забыло про него. Наверное, это было в чем-то печально, но это тоже было частью сказки.

Он был учителем, чтобы быть точнее, преподавателем математики в университете. Он снимал маленькую квартирку на первом этаже небольшого коттеджа на Платановой улице. Он был холост. Вечно голоден. И был тайно и безнадежно влюблен в маленькую изящную учительницу ботаники. Он хранил ее фотографию в кармане, в часах, иногда смотрел на нее, где она была в шляпке с розами, и думал о чем-то своем. Жизнь его была точна и размерена, как самая красивая теорема, которую никак не получалось доказать.

К вторжению гостьи он отнесся равнодушно, уступил ей кушетку, разжег камин и погрузился в мир цифр и чисел, где, все было знакомо и привычно. В самом деле: ну не станет же человек, приютивший мокрого котенка, видеть в этом знак судьбы, а эта растерянная девушка никак, даже отдаленно, не напоминала сказочную фею. Ночь уже доживала последние минуты. Незнакомка мирно дремала, а математик решал задачи. В городе не спал только он, сказка и осень.

Следующий день уже с утра был необычным. Во-первых, в квартире пахло кофе и гренками, во-вторых, окна были раскрыты, в-третьих, кто-то напевал какой-то пошлый мотивчик, и, судя по шуму, хозяйничал на кухне. И если первые два обстоятельства еще можно было терпеть, то последнее, было верхом наглости. Только из вежливости математик съел завтрак, попросил не нарушать тишину и обещал днем найти ей жилье.

Она не спорила. Она верила в сказки.

И сказка сказала свое слово. Квартир в городе не было, не было даже съемных комнат, а вся гостиница была занята усатыми господами, которые приехали на ежегодный слет любителей игры в бридж, к слову сказать, до этого в городе про бридж не знала ни одна живая душа. Даже в студенческом городке не было свободного места. Математик злился, математик негодовал, он не любил нарушать свой покой. Но в конечном итоге, он сдался, и разрешил ей пожить у себя…

И все изменилось.

Она ни о чем никогда не спрашивала. Она никогда не убирала у него на письменном столе. Она даже иногда играла с ним в шахматы, правда не умея совершенно. Она никогда не трогала фотографию учительницы ботаники, наоборот, поставила ее на самое видное место. Единственным ее недостатком, была, пожалуй, ее странная манера напевать шансонетки, но она делала это вполголоса, и справедливости ради стоит заметить, что получалось весьма талантливо.

Жители города тепло и радушно встретили девушку. Ее полюбил булочник, и в их квартире всегда были свежие булочки к завтраку, она очаровала продавца цветочного магазина, и у портрета учительницы ботаники всегда стояли свежие цветы. Даже уличные мальчишки перестали дразнить математика «циркулем», что было совершенным чудом. Математика больше не считали отшельником, ему стали улыбаться при встрече и приглашать в гости.

Хрупкая утонченная учительница ботаники тоже изъявила желание знакомства и дружбы с приезжей и к великой радости математика стала частой гостьей в маленькой квартирке. Самое интересное, что и сам математик научился улыбаться. Искренне и со светом в глазах. И было бы нечестно и неправильно сказать, что он улыбался ей, нет, он улыбался завтраку, ужину, уюту, светящемуся окну и своим очевидным победам в шахматы. Но, поверьте, зная его, это было невероятно.

А она была счастлива. Нет, она не была влюблена в математика, она давно запретила себе влюбляться, это было слишком больно и страшно. Она была счастлива, что ей, наконец, есть, кого ждать вечером, есть, кого раздражать своим пением и кому проигрывать в странную мудрую недостижимую игру шахматы. Было где спрятаться, не было ничего, чего стоило бояться. Все, что у нее было: маленький собственный уютный мирок двух ненужных друг другу людей.

Так прошел год.

Каждому его времени очень хотелось посмотреть на сказку, и дни пролетели очень быстро, торопясь и не оглядываясь. В
город опять пришла осень.

Она пришла ночью, нашла окно, у которого спала на кушетке девушка, и тихонько постучала дождем в стекло. Девушка проснулась сразу же, ей давно уже снилось, что этот день наступит, и вот в первую осеннюю полночь он пришел. День, когда можно было что-то изменить.

И вроде бы менять было незачем и нечего. Привычность и размеренность соседства с математиком, наверное, и были для нее чем-то вроде вечного покоя, но это и было самое страшное. Страшное, потому, что она начала скучать, когда он задерживался вечером, потому, что начала особенно тщательно придумывать блюда ему на ужин, наконец, потому что недавно ей совершенно разонравилась фотография учительницы ботаники, и, изменяя правилам, она убрала ее подальше в стол. Однажды уже она запретила себе влюбляться, и вот теперь, она бежала опять.

Он не спал, он пил чай, проверял студенческие тетради и, против обыкновения, напевал под нос пошлый мотивчик, и когда она вошла в его комнату в дорожном красном пальто с чемоданом и зонтиком, он впервые в жизни удивился.

- Я уезжаю.
- Куда?
- Не важно, на любую седьмую остановку.
- Зачем?
- Я не знаю. Прощай.
- Там темно.
- Попроси меня остаться.
- Зачем ты едешь?
- Я всегда буду помнить тебя. Обещаю.

Быстрыми шагами она подошла к его столу, достала фотографию учительницы ботаники из ящика и поставила на привычное место. Ее ждали семь остановок.

Фонарь был последним, кто ее видел. Поначалу обрадовано осветив ей путь, а потом, словно почуяв что-то неладное, зафыркал и потух. Как тогда.

Город спал. Старый поезд приходил всегда по одному и тому же расписанию, он никого не разбудил. В городе царила осень. Она, печалясь поражению своей выдумки, засыпала весь город желтыми листьями, безжалостно отрезая все пути назад.

Девушка смотрела в сторону окна, которое было теперь еще дальше, чем Елисейские поля, ровно минуту, потом шагнула в вагон.

Математик рассеянно смотрел на фотографию, оказалось, все это время он даже не замечал ее отсутствия, а потом снова углубился в работу. Где-то в тишине резко прозвучал гудок машиниста; теперь их разделяло семь станций.

Утро следующего дня было обычным и необычным одновременно.

Квартира по-прежнему была чистой и уютной, не пахло только гренками и было очень тихо. Жители города привычно улыбались математику, они еще не знали про счастливое число семь. Вечером окно было темным, никто больше не ждал его возвращения.

А на город падали листья. Миллионы желтых кленовых листьев.

Фонарь с расстройства заболел, отказался светить, и его отправили лечиться на завод, он, бедняга не знал, что сказка вовсе никому не обязана хорошо заканчиваться. Она однажды приходит в чью-то жизнь, внезапно и бесцеремонно, просто, чтобы случиться. И всего то надо ее принять такой, какая она есть, и радоваться каждому ее мигу, как радуешься зимнему солнцу или первым подснежникам. Потому что это и есть счастье. В маленьком одномоментном отрезке времени, когда случаются волшебные нелепицы и очень хочется обнять весь мир целиком и сразу. Так было всегда, так случилось и теперь.

Постепенно город забыл сказку, все нехотя встало на свои места. Мальчишки снова дразнили математика «циркулем», он по-прежнему хранил в часах фотографию учительницы ботаники и также не замечал непогоды.

Единственное, что, пожалуй, изменилось в его расчерченной грифельной жизни, это обладание новым тайным знанием, что кто-то обещал помнить о нем в этой желтой плачущей осени, там, за семью станциями.

А листва все также тихо падала и падала на город.

Посвящается...

"Городские сказки"